Обязательно будет ночь, Рожки сплавит в колечко-спираль, Убивающий слабую плоть Скрежет неба о лунную сталь(с)
По заданию kkarasuma "Я из дому вышел, когда все спали"
Бронзовые подвески на верблюдах размеренно покачиваются, сталкиваются. Тонкий перезвон не расходится далеко в усталом, перегретом за день воздухе, не докатывается до глиняных стен домов по сторонам – осыпается на циновки лоточников. Усталые торговцы уже начинают сворачиваться, заняты. Лишь изредка бросит кто взгляд на проходящий караван.
Синие тени ложатся, косо и длинно, в утоптанную уличную пыль. Крыши и башни старого города купаются в крови заходящего солнца.
- Тц, буря будет, - щёлкает языком, качает головой старший караванщик, неодобрительно глядя на цвет заката. – Большая буря!
Верблюды шагают вперёд, люди идут с ними.
читать дальшеНа перекрёстке навесы, там пьют чай и ведут неспешные разговоры тихими голосами. Напротив на углу – старое, почти засохшее дерево. Под деревом старик-калека выводит смычком тягучую мелодию на двух струнах. Перед ним слепая девочка неловко пританцовывает, стучит худыми, тонкими как ломкие ветки дерева над ней, руками в маленький барабан и поёт звонким, ясным голосом:
- Я войду в город на закате,
Через большие ворота, по главной улице
Я войду.
Встретишь меня - посмотри в лицо,
Скажи, кто я?
Заведи меня под свою крышу,
Дай мне своего хлеба, чистой налей воды
Я возьму.
Нынче земля след старой войны
Скажи, помнит?..
Подросток, что шагает рядом, сын караванщика, глядит на девочку, напряжённо вслушивается - местное наречие твёрдое, гортанное, знакомые слова с непривычки трудно узнать.
- О чём она поёт?
Решаю побыть толмачом:
- Это здешняя песня, приграничная. Она про одну местную легенду.
Когда-то давно тут были земли царства Мог-Паум. Нынешние жители почти все – потомки того народа.
Давным-давно, ещё когда на запад отсюда была не пустыня, а степь, правитель Мог-Паум скоропостижно умер, оставив двух сыновей от двух жён. Один из них был по матери внуком министра, другой – внуком генерала.
По старшинству первым шёл внук министра, он с детских лет учил философские трактаты и законы, двор поддерживал его, и он мог бы спокойно стать царём, если бы не послушался дворцовых перестраховщиков и интриганов, и не решил ещё до коронации "на благо общественного спокойствия" тайно избавиться от брата.
Второй принц, внук генерала, был прославленным воином, он с юности сражался на границе, и, когда его попытались убить подосланные Первым принцем ассасины, подчинённая ему Западная армия подняла мятеж. Она была меньше по численности, чем Восточная армия и столичная Гвардия, высланные против неё, но зато была лучше оснащена и закалена в постоянных стычках с варварами. Да и командиром Второй принц был куда лучшим, чем его брат и дворцовые генералы. Потому перевес в войне быстро оказался на стороне мятежников.
И тогда к Первому принцу пришли чужаки, которые назвались колдунами из дальних земель и предложили свою помощь. Они наложили на его войска проклятие, чтобы все павшие солдаты поднимались умертвиями и продолжали сражаться. Бороться с ними было очень тяжело: их убивало только оружие из холодного железа или заклинания жрецов высокого ранга. Ни того, ни другого у мятежников толком не было, и потому заклятая армия быстро одержала верх. Второй принц погиб в последнем бою, а Первый – занял, наконец, трон.
Вот только насладиться властью ему было не суждено. Чужестранные колдуны обманули: пока во дворце шли торжества в честь коронации, они исчезли, а созданные ими умертвия не упокоились, а пошли убивать мирных жителей. Всех без разбора.
К счастью, новоявленному царю всё же удалось разыскать тех колдунов раньше, чем у него не осталось живых подданных. Оказалось, что души тех, кто стал умертвиями или был ими пожран, нужны были колдунам, чтобы принести их в жертву и превратить главу своей секты в божество. Царь Мог-Паум и его войска застигли их прямо посреди ритуала…
- И что потом? – раздаётся вокруг сразу несколько голосов, когда я прерываюсь, чтобы глотнуть воды.
Оглядываюсь: оказывается, меня с любопытством слушали даже старые, опытные караванщики, которые здесь не впервые и должны бы уже знать эту легенду. Видно, всё же версия из старых книг подробней, чем рассказы местных жителей.
- А что потом - смотря, кого спрашивать. В книгах написано, что колдунов убили, ритуал прервался, умертвия упокоились. Но молодой царь, увидев, как отлетают души всех, кто из-за него погиб, повредился умом от горя и раскаянья - и покончил с собой. А на трон министры возвели единственную дочь предыдущего царя, которая тогда была ещё совсем ребёнком. С тех пор, и до самого присоединения Мог-Паум к нашей Великой Империи, царством правили только женщины.
Местные же легенды говорят, что, хотя души тех, кого умертвия убили, удалось отправить на покой, сами мёртвые солдаты армии Первого принца только лишились части сил и телесной оболочки, но всё равно остались заперты на этом свете. И, хотя они не могут бродить по земле свободно и постоянно вредить живым, в некоторые ночи, когда сходятся звёзды и выстраиваются определённым образом энергии - они снова появляются в подлунном мире и убивают всех, кого встретят на своём пути. Но Первый принц, который наконец понял, какое ужасное дело он совершил, воспользовался ритуалом, который начали чужеземные колдуны, и принёс себя в жертву, чтобы вернуть в этот мир своего брата-воина и сделать его защитником народа Мог-Паум.
С тех пор Второй принц ходит неузнанным среди людей и сражается с умертвиями, своими мечами из холодного железа разрезая спутывающее их проклятье и отправляя их в мир иной. Он приходит в те места, где в этот раз появится немёртвая армия, и просит пристанища. Если люди встретят его радушно, приютят – то он защитит их. А если обойдутся плохо – он просто уйдёт дальше, оставив жителей их судьбе.
Чтобы люди не забывали об этом и были добры к путникам, сложили эту песню и до сих пор поют на торговых улицах и у ворот, где легко встретить чужаков.
- Хорошая песня, хорошая легенда! Благодаря ей в этих землях нас всегда хорошо встречают.
Старший караванщик, всучив сыну горсть монет, взглядом отправляет его бросить деньги музыкантам.
Вот и следующий перекрёсток, почти у торговой площади. Каравану надо поворачивать налево, к гостинным дворам. А я остаюсь, завидев толчею у лотка с бобовой похлёбкой: кто-то там кого-то задел, облил, слово за слово, уже дерутся, а вокруг собрался прохожий народ, глазеет, подбадривает.
Пузатый мужчина средних лет с бородавкой на брови, что топчется на краю толпы, тщетно тянет короткую шею, поднимается на цыпочки, пытаясь рассмотреть хоть что-то за головами других.
Уразумев, что ему это не удастся, он вздыхает, отворачивается – и встречается со мной взглядом. Сначала глядит недоверчиво, удивлённо, потом расцветает в искренней улыбке:
- Эй, да это ж никак Хэгба?!
Я киваю и тоже улыбаюсь, облегчённо.
Он крепко меня обнимает, хватает за руку и тащит за собой, радостно тараторит:
- Вовремя ты приехал! Мы ждали-ждали, волновались. Видишь, закат какой? Ночью песчаная буря будет. Такое как поднимется – так может и на день, а то и на два-три без перерыва. Не дай боги, по пути бы попал! Ай-яй!
Мы поворачиваем во дворы, поднимаемся по ступенькам, навстречу нам – тощий как жердь хитрый тип в форме городской стражи. Нож у пояса, дубинка на плече:
- Эй, старина Сим! Как дела? Откуда идёшь? А кто это с тобой?
- Привет тебе, мастер Хон! Да вот, внучатый племянник в гости приехал, Хэгба. Давно не виделись, – радость из дядюшки Сима так и прёт, мне даже неловко.
Стражник Хон оглядывает с прищуром мой долгополый ученический наряд из самой дешёвой и застиранной донельзя ткани, усмехается криво, но без зла или зависти:
- Ты, я смотрю, студент? Трудно бедняку в учёбе, да. Всё денег стоит: учителя, книги, бумага, чернила. Ай! Но ты старайся. Экзамен сдашь, в люди выйдешь – ещё нами будешь командовать, а?.. Только по солнцу чаще гуляй, воздухом дыши. И кушай хорошо! А то бледный ты больно, тонкий-звонкий. Эх, книжный человек! – он хлопает меня по плечу и, посмеиваясь, идёт дальше обходить квартал.
Не успеваю я толком оглядеться во дворе и поздороваться с дядюшкиной женой, как меня усаживают за стол, окружают всей большой семьёй - и начинают потчевать от души, чем только есть, вперемешку с новостями и воспоминаниями о разных родственниках.
А потом, когда все устали от разговоров и за окнами уже совсем темно, стелют мне в боковой комнате, наказывая не открывать сегодня ставни и со двора не уходить – непогода идёт!
Свет гасят, постепенно разбираются по своим комнатам. Мало-помалу, на дом опускается темнота и тишина.
Все спят. А за крепко закрытыми окнами, за заборами дворов, за высокой городской стеной, начинает петь – пока ещё тонко и тихо, издалека – песчаная буря.
Мне пора.
Встаю с постели, достаю из заплечного мешка, разворачиваю тряпки, в которые упаковано от чужих глаз моё оружие.
Из дому я тихо выбираюсь через окно, не забыв прикрыть ставни за собой, и мчусь по крышам вперёд, к западным воротам города, наружу.
Навстречу буре.
Буря идёт на город, глотая небо и звёзды.
Я жду её с серпами верных клинков в руках. Отсвет тонкого месяца горит белым сиянием на холодном железе.
Буря идёт на меня. Я её жду.
Чтобы встретить тех, кто идёт на город вместе с ней.
Первая тень замечает меня горящими углями призрачных глаз, останавливается. За ней следующая, следующая. Они берут меня в полукольцо – и я поднимаю клинки.
Задавая ритм бою, звучит в вое ветра песня.
- Я войду в город на закате,
Через большие ворота, по главной улице
Я войду.
Встретишь меня - посмотри в лицо,
Скажи, кто я?
Сегодня на закате меня встретил дядюшка Сим. Он посмотрел мне в глаза, он меня назвал. Именем своего племянника, который прибудет в этот город только через несколько дней. Так ему шепнула древняя магия. Так подсказала судьба.
Я - Хэгба. Чёрный Барс. Хорошее имя, годится для принца, пусть и смешное для студента.
Хак Пау, звучало бы оно на языке древнего народа Мог-Паум, Степных Барсов, потомки которых до сих пор чтят этого зверя и называют детей в его честь, хотя и следа барсов не осталось, когда степь на дни пути вперёд стала пустыней.
Это имя даёт мне связь с живущими здесь людьми, с этой землёй. Даёт мне силу.
Сила стекает с клинков, вливается в раны, которые я наношу бесплотным, но опасным теням, разъедает их фальшивую призрачную плоть, сотканную из заклинаний сумасшедших колдунов.
- Заведи меня под свою крышу,
Дай мне своего хлеба, чистой налей воды
Я возьму.
Нынче земля след старой войны
Скажи, помнит?..
Помнит, земля всё ещё помнит – пока помнят живущие на ней люди. И чтят заветы, радушно принимают гостей, не прогоняют чужаков.
Семья Сима дала мне еды, дала мне воды, пустила в свой дом.
Дала мне право вступиться за них, чтобы отплатить за гостеприимство.
- Погляди, как солнце на закате
Тонет в крови, на город тьма врагов движется
Я сражусь.
Надо ль вражде старой длиться ещё?
Скажи: “Пòлно!”
Умертвия рассыпаются под ударами клинков, ветер вырывает души, уносит вместе с песком. На их место заступают - с когтями, с клыками, с огнём в пустых глазах – следующие.
И следующие.
И следующие.
Воет буря, голоса давно неживых воинов канувшего в небытие царства сливаются с ней. В этом вое злоба и ненависть. В этих душах тоска и обида.
Ваш глупый принц заставил вас умирать за его собственные ошибки. Предал вас. Связал ваши души чёрным колдовством. Из-за него вы томитесь неприкаянные, мучаетесь бесцельной злобой, убиваете собственных потомков, ни в чем не повинных людей.
Всё, что могу делать я – находить вас, встречать, сражаться с вами и освобождать. Стольких, скольких успею за одну ночь, пока воет эта заклятая песчаная буря.
А потом идти дальше.
И снова встречать.
И снова сражаться.
Вас тысячи и тысячи. От полуночи до рассвета – всего несколько часов. Я один.
Я – и два моих клинка из холодного железа. Я – и проклятье, связывающее меня так же, как и вас.
Ваше освобождение когда-нибудь станет и моим.
- Я уйду из города на рассвете.
Без прощания налегке, по дороге вдаль
Я уйду.
Спросят, кому на ночь ты кров дал,
Скажи: “Не помню”
В спину мне светит восходящее солнце, поднимаясь из Страны-За-Небом, куда улетели души старых солдат Мог-Паум. Ноги мои меряют старый мощёный тракт. Священные клинки тихо гудят предвкушением новых сражений в скрутке за плечами. Засевшее в груди вместо сердца заклятье указывает путь.
Мёртвого нельзя вернуть к жизни, душу нельзя вызвать из-за грани, если она ушла далеко и ни о чем не жалеет в этом мире. Принц Баэк-Пау, Белый Барс Приграничья, жил как воин и умер как воин. Ему не о чем было жалеть. Ошибки были не его, не ему исправлять их.
А умение сражаться…
Если ты сам себя, посреди ритуального круга чёрных колдунов, не понимая, что творишь, проклял бессмертием и силой полубога, то сражаться рано или поздно научишься. Особенно, если будешь часто практиковаться.
Даже если ты никчемный дворцовый книгочей и внук министра, а не генерала.
Бронзовые подвески на верблюдах размеренно покачиваются, сталкиваются. Тонкий перезвон не расходится далеко в усталом, перегретом за день воздухе, не докатывается до глиняных стен домов по сторонам – осыпается на циновки лоточников. Усталые торговцы уже начинают сворачиваться, заняты. Лишь изредка бросит кто взгляд на проходящий караван.
Синие тени ложатся, косо и длинно, в утоптанную уличную пыль. Крыши и башни старого города купаются в крови заходящего солнца.
- Тц, буря будет, - щёлкает языком, качает головой старший караванщик, неодобрительно глядя на цвет заката. – Большая буря!
Верблюды шагают вперёд, люди идут с ними.
читать дальшеНа перекрёстке навесы, там пьют чай и ведут неспешные разговоры тихими голосами. Напротив на углу – старое, почти засохшее дерево. Под деревом старик-калека выводит смычком тягучую мелодию на двух струнах. Перед ним слепая девочка неловко пританцовывает, стучит худыми, тонкими как ломкие ветки дерева над ней, руками в маленький барабан и поёт звонким, ясным голосом:
- Я войду в город на закате,
Через большие ворота, по главной улице
Я войду.
Встретишь меня - посмотри в лицо,
Скажи, кто я?
Заведи меня под свою крышу,
Дай мне своего хлеба, чистой налей воды
Я возьму.
Нынче земля след старой войны
Скажи, помнит?..
Подросток, что шагает рядом, сын караванщика, глядит на девочку, напряжённо вслушивается - местное наречие твёрдое, гортанное, знакомые слова с непривычки трудно узнать.
- О чём она поёт?
Решаю побыть толмачом:
- Это здешняя песня, приграничная. Она про одну местную легенду.
Когда-то давно тут были земли царства Мог-Паум. Нынешние жители почти все – потомки того народа.
Давным-давно, ещё когда на запад отсюда была не пустыня, а степь, правитель Мог-Паум скоропостижно умер, оставив двух сыновей от двух жён. Один из них был по матери внуком министра, другой – внуком генерала.
По старшинству первым шёл внук министра, он с детских лет учил философские трактаты и законы, двор поддерживал его, и он мог бы спокойно стать царём, если бы не послушался дворцовых перестраховщиков и интриганов, и не решил ещё до коронации "на благо общественного спокойствия" тайно избавиться от брата.
Второй принц, внук генерала, был прославленным воином, он с юности сражался на границе, и, когда его попытались убить подосланные Первым принцем ассасины, подчинённая ему Западная армия подняла мятеж. Она была меньше по численности, чем Восточная армия и столичная Гвардия, высланные против неё, но зато была лучше оснащена и закалена в постоянных стычках с варварами. Да и командиром Второй принц был куда лучшим, чем его брат и дворцовые генералы. Потому перевес в войне быстро оказался на стороне мятежников.
И тогда к Первому принцу пришли чужаки, которые назвались колдунами из дальних земель и предложили свою помощь. Они наложили на его войска проклятие, чтобы все павшие солдаты поднимались умертвиями и продолжали сражаться. Бороться с ними было очень тяжело: их убивало только оружие из холодного железа или заклинания жрецов высокого ранга. Ни того, ни другого у мятежников толком не было, и потому заклятая армия быстро одержала верх. Второй принц погиб в последнем бою, а Первый – занял, наконец, трон.
Вот только насладиться властью ему было не суждено. Чужестранные колдуны обманули: пока во дворце шли торжества в честь коронации, они исчезли, а созданные ими умертвия не упокоились, а пошли убивать мирных жителей. Всех без разбора.
К счастью, новоявленному царю всё же удалось разыскать тех колдунов раньше, чем у него не осталось живых подданных. Оказалось, что души тех, кто стал умертвиями или был ими пожран, нужны были колдунам, чтобы принести их в жертву и превратить главу своей секты в божество. Царь Мог-Паум и его войска застигли их прямо посреди ритуала…
- И что потом? – раздаётся вокруг сразу несколько голосов, когда я прерываюсь, чтобы глотнуть воды.
Оглядываюсь: оказывается, меня с любопытством слушали даже старые, опытные караванщики, которые здесь не впервые и должны бы уже знать эту легенду. Видно, всё же версия из старых книг подробней, чем рассказы местных жителей.
- А что потом - смотря, кого спрашивать. В книгах написано, что колдунов убили, ритуал прервался, умертвия упокоились. Но молодой царь, увидев, как отлетают души всех, кто из-за него погиб, повредился умом от горя и раскаянья - и покончил с собой. А на трон министры возвели единственную дочь предыдущего царя, которая тогда была ещё совсем ребёнком. С тех пор, и до самого присоединения Мог-Паум к нашей Великой Империи, царством правили только женщины.
Местные же легенды говорят, что, хотя души тех, кого умертвия убили, удалось отправить на покой, сами мёртвые солдаты армии Первого принца только лишились части сил и телесной оболочки, но всё равно остались заперты на этом свете. И, хотя они не могут бродить по земле свободно и постоянно вредить живым, в некоторые ночи, когда сходятся звёзды и выстраиваются определённым образом энергии - они снова появляются в подлунном мире и убивают всех, кого встретят на своём пути. Но Первый принц, который наконец понял, какое ужасное дело он совершил, воспользовался ритуалом, который начали чужеземные колдуны, и принёс себя в жертву, чтобы вернуть в этот мир своего брата-воина и сделать его защитником народа Мог-Паум.
С тех пор Второй принц ходит неузнанным среди людей и сражается с умертвиями, своими мечами из холодного железа разрезая спутывающее их проклятье и отправляя их в мир иной. Он приходит в те места, где в этот раз появится немёртвая армия, и просит пристанища. Если люди встретят его радушно, приютят – то он защитит их. А если обойдутся плохо – он просто уйдёт дальше, оставив жителей их судьбе.
Чтобы люди не забывали об этом и были добры к путникам, сложили эту песню и до сих пор поют на торговых улицах и у ворот, где легко встретить чужаков.
- Хорошая песня, хорошая легенда! Благодаря ей в этих землях нас всегда хорошо встречают.
Старший караванщик, всучив сыну горсть монет, взглядом отправляет его бросить деньги музыкантам.
Вот и следующий перекрёсток, почти у торговой площади. Каравану надо поворачивать налево, к гостинным дворам. А я остаюсь, завидев толчею у лотка с бобовой похлёбкой: кто-то там кого-то задел, облил, слово за слово, уже дерутся, а вокруг собрался прохожий народ, глазеет, подбадривает.
Пузатый мужчина средних лет с бородавкой на брови, что топчется на краю толпы, тщетно тянет короткую шею, поднимается на цыпочки, пытаясь рассмотреть хоть что-то за головами других.
Уразумев, что ему это не удастся, он вздыхает, отворачивается – и встречается со мной взглядом. Сначала глядит недоверчиво, удивлённо, потом расцветает в искренней улыбке:
- Эй, да это ж никак Хэгба?!
Я киваю и тоже улыбаюсь, облегчённо.
Он крепко меня обнимает, хватает за руку и тащит за собой, радостно тараторит:
- Вовремя ты приехал! Мы ждали-ждали, волновались. Видишь, закат какой? Ночью песчаная буря будет. Такое как поднимется – так может и на день, а то и на два-три без перерыва. Не дай боги, по пути бы попал! Ай-яй!
Мы поворачиваем во дворы, поднимаемся по ступенькам, навстречу нам – тощий как жердь хитрый тип в форме городской стражи. Нож у пояса, дубинка на плече:
- Эй, старина Сим! Как дела? Откуда идёшь? А кто это с тобой?
- Привет тебе, мастер Хон! Да вот, внучатый племянник в гости приехал, Хэгба. Давно не виделись, – радость из дядюшки Сима так и прёт, мне даже неловко.
Стражник Хон оглядывает с прищуром мой долгополый ученический наряд из самой дешёвой и застиранной донельзя ткани, усмехается криво, но без зла или зависти:
- Ты, я смотрю, студент? Трудно бедняку в учёбе, да. Всё денег стоит: учителя, книги, бумага, чернила. Ай! Но ты старайся. Экзамен сдашь, в люди выйдешь – ещё нами будешь командовать, а?.. Только по солнцу чаще гуляй, воздухом дыши. И кушай хорошо! А то бледный ты больно, тонкий-звонкий. Эх, книжный человек! – он хлопает меня по плечу и, посмеиваясь, идёт дальше обходить квартал.
Не успеваю я толком оглядеться во дворе и поздороваться с дядюшкиной женой, как меня усаживают за стол, окружают всей большой семьёй - и начинают потчевать от души, чем только есть, вперемешку с новостями и воспоминаниями о разных родственниках.
А потом, когда все устали от разговоров и за окнами уже совсем темно, стелют мне в боковой комнате, наказывая не открывать сегодня ставни и со двора не уходить – непогода идёт!
Свет гасят, постепенно разбираются по своим комнатам. Мало-помалу, на дом опускается темнота и тишина.
Все спят. А за крепко закрытыми окнами, за заборами дворов, за высокой городской стеной, начинает петь – пока ещё тонко и тихо, издалека – песчаная буря.
Мне пора.
Встаю с постели, достаю из заплечного мешка, разворачиваю тряпки, в которые упаковано от чужих глаз моё оружие.
Из дому я тихо выбираюсь через окно, не забыв прикрыть ставни за собой, и мчусь по крышам вперёд, к западным воротам города, наружу.
Навстречу буре.
Буря идёт на город, глотая небо и звёзды.
Я жду её с серпами верных клинков в руках. Отсвет тонкого месяца горит белым сиянием на холодном железе.
Буря идёт на меня. Я её жду.
Чтобы встретить тех, кто идёт на город вместе с ней.
Первая тень замечает меня горящими углями призрачных глаз, останавливается. За ней следующая, следующая. Они берут меня в полукольцо – и я поднимаю клинки.
Задавая ритм бою, звучит в вое ветра песня.
- Я войду в город на закате,
Через большие ворота, по главной улице
Я войду.
Встретишь меня - посмотри в лицо,
Скажи, кто я?
Сегодня на закате меня встретил дядюшка Сим. Он посмотрел мне в глаза, он меня назвал. Именем своего племянника, который прибудет в этот город только через несколько дней. Так ему шепнула древняя магия. Так подсказала судьба.
Я - Хэгба. Чёрный Барс. Хорошее имя, годится для принца, пусть и смешное для студента.
Хак Пау, звучало бы оно на языке древнего народа Мог-Паум, Степных Барсов, потомки которых до сих пор чтят этого зверя и называют детей в его честь, хотя и следа барсов не осталось, когда степь на дни пути вперёд стала пустыней.
Это имя даёт мне связь с живущими здесь людьми, с этой землёй. Даёт мне силу.
Сила стекает с клинков, вливается в раны, которые я наношу бесплотным, но опасным теням, разъедает их фальшивую призрачную плоть, сотканную из заклинаний сумасшедших колдунов.
- Заведи меня под свою крышу,
Дай мне своего хлеба, чистой налей воды
Я возьму.
Нынче земля след старой войны
Скажи, помнит?..
Помнит, земля всё ещё помнит – пока помнят живущие на ней люди. И чтят заветы, радушно принимают гостей, не прогоняют чужаков.
Семья Сима дала мне еды, дала мне воды, пустила в свой дом.
Дала мне право вступиться за них, чтобы отплатить за гостеприимство.
- Погляди, как солнце на закате
Тонет в крови, на город тьма врагов движется
Я сражусь.
Надо ль вражде старой длиться ещё?
Скажи: “Пòлно!”
Умертвия рассыпаются под ударами клинков, ветер вырывает души, уносит вместе с песком. На их место заступают - с когтями, с клыками, с огнём в пустых глазах – следующие.
И следующие.
И следующие.
Воет буря, голоса давно неживых воинов канувшего в небытие царства сливаются с ней. В этом вое злоба и ненависть. В этих душах тоска и обида.
Ваш глупый принц заставил вас умирать за его собственные ошибки. Предал вас. Связал ваши души чёрным колдовством. Из-за него вы томитесь неприкаянные, мучаетесь бесцельной злобой, убиваете собственных потомков, ни в чем не повинных людей.
Всё, что могу делать я – находить вас, встречать, сражаться с вами и освобождать. Стольких, скольких успею за одну ночь, пока воет эта заклятая песчаная буря.
А потом идти дальше.
И снова встречать.
И снова сражаться.
Вас тысячи и тысячи. От полуночи до рассвета – всего несколько часов. Я один.
Я – и два моих клинка из холодного железа. Я – и проклятье, связывающее меня так же, как и вас.
Ваше освобождение когда-нибудь станет и моим.
- Я уйду из города на рассвете.
Без прощания налегке, по дороге вдаль
Я уйду.
Спросят, кому на ночь ты кров дал,
Скажи: “Не помню”
В спину мне светит восходящее солнце, поднимаясь из Страны-За-Небом, куда улетели души старых солдат Мог-Паум. Ноги мои меряют старый мощёный тракт. Священные клинки тихо гудят предвкушением новых сражений в скрутке за плечами. Засевшее в груди вместо сердца заклятье указывает путь.
Мёртвого нельзя вернуть к жизни, душу нельзя вызвать из-за грани, если она ушла далеко и ни о чем не жалеет в этом мире. Принц Баэк-Пау, Белый Барс Приграничья, жил как воин и умер как воин. Ему не о чем было жалеть. Ошибки были не его, не ему исправлять их.
А умение сражаться…
Если ты сам себя, посреди ритуального круга чёрных колдунов, не понимая, что творишь, проклял бессмертием и силой полубога, то сражаться рано или поздно научишься. Особенно, если будешь часто практиковаться.
Даже если ты никчемный дворцовый книгочей и внук министра, а не генерала.
@темы: нефиг делать, мое, тварьчество
